Что они – восемнадцать танцовщиков из России, Финляндии, Венгрии, Израиля, Италии, Франции и Швейцарии, понятно всем. Всем, кроме них самих. Уже восемь раз ради чего только не собиравшиеся в Костроме, в девятый участникиМеждународного фестиваля дуэтов современного танца «Диверсия» ради одного собрались – ради самоидентификации. Таких серьёзных разборок с самими собой в нашем пространстве, убеждена неоднократно переживавшая «Диверсию» корреспондент «СП-ДО» Дарья ШАНИНА, «диверсанты» со всего мира не устраивали ещё ни разу.
Предсказуемых – два
Девятая «Диверсия» состоялась – правда, в которую не верится до сих пор. И дело вовсе не в экономике-политике, хотя завезти в Кострому десяток европейцев, когда ни моцарелла, ни маскарпоне не завозятся, тоже что-то на грани фантастики. Но всё-таки: осенью 2015-го уже традиционный костромской фестиваль дуэтов современного танца не случиться рисковал по причине скорее чисто эстетической – формат «Диверсии», вообще-то, вполне исчерпаем. Когда танцуют двое, не шиканёшь: если мужчина и женщина, значит, обязательно будет (или не будет) любовь, где «мужчина плюс мужчина» – жди борьбы, две женщины вернее всего поиграют в дочки-матери (как вариант: подругами прикинутся). Ну полная, казалось бы, тематическая обречённость. Казалось бы, всё предсказуемо.
Вот именно что – казалось бы: из девяти танцевальных тандемов девятой «Диверсии» на поводу у дуэтных стереотипов идут всего-навсего два. Москвичи Александра Рудик и Станислав Шмелин в своём кратком (всего пятнадцать минут) манифесте «Одиночества нет» провозглашают очевидное: каждой женщине – по мужчине, каждому мужчине – по женщине. И не смей возразить. Им, естественно, возражают (на этом споре и построена вся драматургия истории) скрывающая страшное тьма и агрессивно пульсирующая музыка. Но бессмысленно: пусть ей и ему друг друга не видно, пусть он и она вряд ли слышат друг друга, между ними давно и прочно установилась какая-то неразрывная связь. Упал один – второй падает тоже, девушка, как ножом, руками кромсает пространство, и запрокидывает голову, и протестует вся – парень вмиг обрывает эту бессмысленную женскую истерику. Существуя совершенно обособленно, они друг к другу приставлены кем-то свыше – и одиночество здесь, как ни старайся, невозможно.
Жиль Керер и Айала Френкель (израильская компания «Gil Kerer Dance & Choreography») сочиняют тоже предсказуемую (даже в названии – «Между нами») историю. Между ними – оголённое и освещённое пространство, которое эти двое неспешно насыщают любовной энергией. Она рождается из постоянных телесных соприкосновений, которые сначала – яростные стычки, потом медитативные покачивания, затем нежные рукопожатия. Всё вместе – счастливая love story, навеянная чуть ли не шекспировским «Укрощением строптивой»: выдержав отчаянную схватку с мужчиной, женщина становится женщиной – мягко льнёт, доверчиво жмётся, с готовностью уступает. А мужчина ребёнком становится: вдруг обмякает и просится на ручки. Хрестоматийный сюжет.
Году литературы посвящается
Но на этом хрестоматийное в «Диверсии-2015», в общем, и заканчивается. Семь остальных дуэтов четыре фестивальных дня любой предсказуемости противопоставляют полную неопределённость. В первую очередь – пространственную: блуждающие по страницам «несуществующего рассказа Сэлинджера» Лилия Бурдинская и Елена Чурилова («Liliya Burdinskaya Dance Company» из Петербурга) блуждают, разумеется, в мире грёз. Здесь, как в голове писателя, всё вперемешку: вот разбросанные по квартире прозаичные бутылки-яблоки-подушки (хаотичная инсталляция на площадке), а вот сочинённый волшебный лес (видео на огромном экране), вот фрагменты реальной биографии (девочки рассказывают что-то про трудное детство и параноидальные мечты родителей), а вот отрывки выдуманной сказочки (по книжке танцовщицы читают про странные красные башмачки).
Две красотки переодеваются из бального атласа в дискотечное мини, от сочинения движений-символов (смотрят вдаль из-под ладони, машут руками, будто условные сигналы подают) переходят к исполнению обрядового танца – под ритмичную музыку синхронно «складываются» и «раскладываются», топчутся на месте, на голове сооружают что-то вроде короны из собственных пальцев. И, всё больше утопая в волнах иллюзий, не замечают, что красные башмачки из сказки, обладательнице которых должны отрубить ноги, уже материализовались, уже на площадке. И уже ждут не кого-нибудь – именно их.
С идентификацией пространства проблемы и у Микко Лампинэна и Рику Лентополку из финляндской «Pori Dance Company». Есть с чего: они вслед за хореографом Тэро Сааринэном в своём спектакле «Wanha» танцуют пьесу «В ожидании Годо» Самюэля Бэккета. Абсурдистская и трагическая история двоих, долго-долго, неизвестно зачем и непонятно где ждущих третьего, на танцевальной площадке оказывается гораздо уместнее, чем на театральной сцене.
Вполне себе бэккетовские двое (чёрные цилиндры, чёрные сюртуки, механическая походочка – полная обезличенность) находятся на вполне бэккетовской дороге (кругом тьма и только кто-то свыше иногда посылает сюда светлые лучи, как надежду) и по-бэккетовски, то есть напрасно, ждут. Но здесь нет текста – и за абсурдизм великолепно «отвечает» хореография: двое в чёрном ходят вприсядку, подпрыгивают на месте, кланяются пустоте, заламывают руки – бессмысленно, ходульно, потешно двигаются. И тут же взлетают, парят, кажутся бесплотными – разрыв между тем, что нам дано, и тем, чего мы хотим, есть колоссальная драма. Как и движение по замкнутому кругу, на котором построен весь финский спектакль, неразрешимая.
Он VS она
Швейцарский дуэт «Delgado Fuchs» в своём «Latex remix» демонстрирует уже не пространственную – гендерную неопределённость. О том, насколько искусственна разница между мужчинами и женщинами, в действительности абсолютно одинаковыми, швейцарцы демонстрируют наглядно. Раздень её и его, обряди в латексные лосины, на грудь обоим нацепи по парику – и разницы не увидишь. И тот, и другая картинно изгибаются, любуясь собой, и та, и другой настолько сильны и выносливы, что могут стать опорой для партнёра. Выполняя сложные поддержки (то явно балетные, то из фигурного катания), кувыркаясь и замирая, эти двое в латексе вообще не ощущают, что соприкасаются полуобнажёнными телами. Не ощущают, потому что бесполые.
Сесиль Луайе и Эрик Доменегетти (их работа называется «Моменты отсутствия») из французской «Cecile Loyer Company» тоже не определились: она выходит на площадку в брюках-рубахе, разминается с брутальным рычанием, выворачивает ступни в невообразимо огромных башмаках. А он выбегает в белом-подвенечном и пытается легко вспорхнуть, беззвучно приземлиться, стремительно пролететь на носочках.
Всё это выглядит, конечно, смешно – и этой парочке не остаётся ничего другого, как вместе со сменой одежды всё-таки поменять пол на привычный. Женщина снова женщина, мужчина – мужчина, но в дуэтном танце эта «правильность полов» им мало помогает: сосуществование на одной площадке превращается в сплошное непонимание. Они бегают друг за другом, кувыркаются через голову, вращаются и летают, целуются и обнимаются, но гармонии в паре всё нет и нет. А потому ей снова приходится «надеть» суровость и предпринять захват, а ему сдаться и помягчеть – периодическая, пусть даже чисто психологическая, смена полов, похоже, единственная способ, понять друг друга.
Итальянцы Карло Массари и Кьяра Тавиани («C&C Company») от гендерных различий, как и от пространственных координат, тоже отрекаются: в их истории есть только двое в одинаковых белых париках, враждебный мир (он сотворён из музыки, по-вагнеровски жуткой, а ещё громов и выстрелов) и… бесконечная грусть. Всё это, собственно, так и называется – «Бесконечно грустно» и своё название оправдывает полностью: любой гэг здесь оборачивается трагедией. Танцовщики резвятся, крича, как чайки, дерутся (она всем телом упирается в него), стреляются невидимым пистолетом. И вдруг она падает, а на шее – петля. Потом что-то неистово грохочет, и снова вместе они свободно летают, пока на сей раз не падает он. Вздыбленная агонией грудь сильного мужчины ужасна. Как и подтекст итальянского спектакля: смерть всегда бок о бок с жизнью, особенно в сегодняшнем мире вечного стресса.
А люди ли?
«Не стрессуй!» – не зря советуют Рита Гоби и Дэвид Жего (венгерская компания «Rita Gobi Dance Company»). Живущие в постоянном напряге, они, похоже, вообще не уверены в том, что остались людьми: он, как робот, судорожно колотит по ударной установке, она, как комок нервов, откликается на это буханье беспрестанной конвульсией. Ужасная музыка (грохот безжалостного двадцать первого века?), кажется, уже в них самих – из него бесконечно вырывается, в неё постоянно входит, и того, и другого деформируя до крайности. И что самое страшное: когда ударная установка вдруг перестаёт быть, они уже без неё могут. И находят другую.
В кого мы превратились, перестав быть людьми, знают Жиль Жобэн и Сюзана Панадэс (швейцарская компания «Cie Gilles Jobin»). У них в спектакле «Ядерная реакция» своя версия: на большом экране две маленькие точки постепенно вырастают в человеческие фигуры. Сначала «сделанные» из сетки, потом разноцветные, ещё позже матовые, но всегда – сосуществующие, не соприкасаясь. Изучив в теории процесс ядерной реакции (кварки притягиваются, но не касаются друг друга, при этом порождают главное вещество вселенной), Жобэн и Панадэс пытаются воссоздать его практически. В одной плоскости двигаются фигуры на экране, двигаются сами танцовщики в ковбойских костюмах, двигаются их тени, но, пересекаясь, дотрагиваясь друг до друга, все они не соприкасаются. Получается мир вечной недосягаемости, где каждый среди многих, но – один. Где все сами по себе, хотя вроде бы вместе. Где все мы – просто кварки. Интересно, какие варианты будут у десятой «Диверсии»?
октябрь 2015
Рубрика: diversia and tagged танец. Bookmark the permalink. Both comments and trackbacks are currently closed.
Генеральный партнер
Дарья Шанина о фестивале «Диверсия»
Кто мы и откуда? Выясняла девятая «Диверсия»
Что они – восемнадцать танцовщиков из России, Финляндии, Венгрии, Израиля, Италии, Франции и Швейцарии, понятно всем. Всем, кроме них самих. Уже восемь раз ради чего только не собиравшиеся в Костроме, в девятый участники Международного фестиваля дуэтов современного танца «Диверсия» ради одного собрались – ради самоидентификации. Таких серьёзных разборок с самими собой в нашем пространстве, убеждена неоднократно переживавшая «Диверсию» корреспондент «СП-ДО» Дарья ШАНИНА, «диверсанты» со всего мира не устраивали ещё ни разу.
Предсказуемых – два
Девятая «Диверсия» состоялась – правда, в которую не верится до сих пор. И дело вовсе не в экономике-политике, хотя завезти в Кострому десяток европейцев, когда ни моцарелла, ни маскарпоне не завозятся, тоже что-то на грани фантастики. Но всё-таки: осенью 2015-го уже традиционный костромской фестиваль дуэтов современного танца не случиться рисковал по причине скорее чисто эстетической – формат «Диверсии», вообще-то, вполне исчерпаем. Когда танцуют двое, не шиканёшь: если мужчина и женщина, значит, обязательно будет (или не будет) любовь, где «мужчина плюс мужчина» – жди борьбы, две женщины вернее всего поиграют в дочки-матери (как вариант: подругами прикинутся). Ну полная, казалось бы, тематическая обречённость. Казалось бы, всё предсказуемо.
Вот именно что – казалось бы: из девяти танцевальных тандемов девятой «Диверсии» на поводу у дуэтных стереотипов идут всего-навсего два. Москвичи Александра Рудик и Станислав Шмелин в своём кратком (всего пятнадцать минут) манифесте «Одиночества нет» провозглашают очевидное: каждой женщине – по мужчине, каждому мужчине – по женщине. И не смей возразить. Им, естественно, возражают (на этом споре и построена вся драматургия истории) скрывающая страшное тьма и агрессивно пульсирующая музыка. Но бессмысленно: пусть ей и ему друг друга не видно, пусть он и она вряд ли слышат друг друга, между ними давно и прочно установилась какая-то неразрывная связь. Упал один – второй падает тоже, девушка, как ножом, руками кромсает пространство, и запрокидывает голову, и протестует вся – парень вмиг обрывает эту бессмысленную женскую истерику. Существуя совершенно обособленно, они друг к другу приставлены кем-то свыше – и одиночество здесь, как ни старайся, невозможно.
Жиль Керер и Айала Френкель (израильская компания «Gil Kerer Dance & Choreography») сочиняют тоже предсказуемую (даже в названии – «Между нами») историю. Между ними – оголённое и освещённое пространство, которое эти двое неспешно насыщают любовной энергией. Она рождается из постоянных телесных соприкосновений, которые сначала – яростные стычки, потом медитативные покачивания, затем нежные рукопожатия. Всё вместе – счастливая love story, навеянная чуть ли не шекспировским «Укрощением строптивой»: выдержав отчаянную схватку с мужчиной, женщина становится женщиной – мягко льнёт, доверчиво жмётся, с готовностью уступает. А мужчина ребёнком становится: вдруг обмякает и просится на ручки. Хрестоматийный сюжет.
Году литературы посвящается
Но на этом хрестоматийное в «Диверсии-2015», в общем, и заканчивается. Семь остальных дуэтов четыре фестивальных дня любой предсказуемости противопоставляют полную неопределённость. В первую очередь – пространственную: блуждающие по страницам «несуществующего рассказа Сэлинджера» Лилия Бурдинская и Елена Чурилова («Liliya Burdinskaya Dance Company» из Петербурга) блуждают, разумеется, в мире грёз. Здесь, как в голове писателя, всё вперемешку: вот разбросанные по квартире прозаичные бутылки-яблоки-подушки (хаотичная инсталляция на площадке), а вот сочинённый волшебный лес (видео на огромном экране), вот фрагменты реальной биографии (девочки рассказывают что-то про трудное детство и параноидальные мечты родителей), а вот отрывки выдуманной сказочки (по книжке танцовщицы читают про странные красные башмачки).
Две красотки переодеваются из бального атласа в дискотечное мини, от сочинения движений-символов (смотрят вдаль из-под ладони, машут руками, будто условные сигналы подают) переходят к исполнению обрядового танца – под ритмичную музыку синхронно «складываются» и «раскладываются», топчутся на месте, на голове сооружают что-то вроде короны из собственных пальцев. И, всё больше утопая в волнах иллюзий, не замечают, что красные башмачки из сказки, обладательнице которых должны отрубить ноги, уже материализовались, уже на площадке. И уже ждут не кого-нибудь – именно их.
С идентификацией пространства проблемы и у Микко Лампинэна и Рику Лентополку из финляндской «Pori Dance Company». Есть с чего: они вслед за хореографом Тэро Сааринэном в своём спектакле «Wanha» танцуют пьесу «В ожидании Годо» Самюэля Бэккета. Абсурдистская и трагическая история двоих, долго-долго, неизвестно зачем и непонятно где ждущих третьего, на танцевальной площадке оказывается гораздо уместнее, чем на театральной сцене.
Вполне себе бэккетовские двое (чёрные цилиндры, чёрные сюртуки, механическая походочка – полная обезличенность) находятся на вполне бэккетовской дороге (кругом тьма и только кто-то свыше иногда посылает сюда светлые лучи, как надежду) и по-бэккетовски, то есть напрасно, ждут. Но здесь нет текста – и за абсурдизм великолепно «отвечает» хореография: двое в чёрном ходят вприсядку, подпрыгивают на месте, кланяются пустоте, заламывают руки – бессмысленно, ходульно, потешно двигаются. И тут же взлетают, парят, кажутся бесплотными – разрыв между тем, что нам дано, и тем, чего мы хотим, есть колоссальная драма. Как и движение по замкнутому кругу, на котором построен весь финский спектакль, неразрешимая.
Он VS она
Швейцарский дуэт «Delgado Fuchs» в своём «Latex remix» демонстрирует уже не пространственную – гендерную неопределённость. О том, насколько искусственна разница между мужчинами и женщинами, в действительности абсолютно одинаковыми, швейцарцы демонстрируют наглядно. Раздень её и его, обряди в латексные лосины, на грудь обоим нацепи по парику – и разницы не увидишь. И тот, и другая картинно изгибаются, любуясь собой, и та, и другой настолько сильны и выносливы, что могут стать опорой для партнёра. Выполняя сложные поддержки (то явно балетные, то из фигурного катания), кувыркаясь и замирая, эти двое в латексе вообще не ощущают, что соприкасаются полуобнажёнными телами. Не ощущают, потому что бесполые.
Сесиль Луайе и Эрик Доменегетти (их работа называется «Моменты отсутствия») из французской «Cecile Loyer Company» тоже не определились: она выходит на площадку в брюках-рубахе, разминается с брутальным рычанием, выворачивает ступни в невообразимо огромных башмаках. А он выбегает в белом-подвенечном и пытается легко вспорхнуть, беззвучно приземлиться, стремительно пролететь на носочках.
Всё это выглядит, конечно, смешно – и этой парочке не остаётся ничего другого, как вместе со сменой одежды всё-таки поменять пол на привычный. Женщина снова женщина, мужчина – мужчина, но в дуэтном танце эта «правильность полов» им мало помогает: сосуществование на одной площадке превращается в сплошное непонимание. Они бегают друг за другом, кувыркаются через голову, вращаются и летают, целуются и обнимаются, но гармонии в паре всё нет и нет. А потому ей снова приходится «надеть» суровость и предпринять захват, а ему сдаться и помягчеть – периодическая, пусть даже чисто психологическая, смена полов, похоже, единственная способ, понять друг друга.
Итальянцы Карло Массари и Кьяра Тавиани («C&C Company») от гендерных различий, как и от пространственных координат, тоже отрекаются: в их истории есть только двое в одинаковых белых париках, враждебный мир (он сотворён из музыки, по-вагнеровски жуткой, а ещё громов и выстрелов) и… бесконечная грусть. Всё это, собственно, так и называется – «Бесконечно грустно» и своё название оправдывает полностью: любой гэг здесь оборачивается трагедией. Танцовщики резвятся, крича, как чайки, дерутся (она всем телом упирается в него), стреляются невидимым пистолетом. И вдруг она падает, а на шее – петля. Потом что-то неистово грохочет, и снова вместе они свободно летают, пока на сей раз не падает он. Вздыбленная агонией грудь сильного мужчины ужасна. Как и подтекст итальянского спектакля: смерть всегда бок о бок с жизнью, особенно в сегодняшнем мире вечного стресса.
А люди ли?
«Не стрессуй!» – не зря советуют Рита Гоби и Дэвид Жего (венгерская компания «Rita Gobi Dance Company»). Живущие в постоянном напряге, они, похоже, вообще не уверены в том, что остались людьми: он, как робот, судорожно колотит по ударной установке, она, как комок нервов, откликается на это буханье беспрестанной конвульсией. Ужасная музыка (грохот безжалостного двадцать первого века?), кажется, уже в них самих – из него бесконечно вырывается, в неё постоянно входит, и того, и другого деформируя до крайности. И что самое страшное: когда ударная установка вдруг перестаёт быть, они уже без неё могут. И находят другую.
В кого мы превратились, перестав быть людьми, знают Жиль Жобэн и Сюзана Панадэс (швейцарская компания «Cie Gilles Jobin»). У них в спектакле «Ядерная реакция» своя версия: на большом экране две маленькие точки постепенно вырастают в человеческие фигуры. Сначала «сделанные» из сетки, потом разноцветные, ещё позже матовые, но всегда – сосуществующие, не соприкасаясь. Изучив в теории процесс ядерной реакции (кварки притягиваются, но не касаются друг друга, при этом порождают главное вещество вселенной), Жобэн и Панадэс пытаются воссоздать его практически. В одной плоскости двигаются фигуры на экране, двигаются сами танцовщики в ковбойских костюмах, двигаются их тени, но, пересекаясь, дотрагиваясь друг до друга, все они не соприкасаются. Получается мир вечной недосягаемости, где каждый среди многих, но – один. Где все сами по себе, хотя вроде бы вместе. Где все мы – просто кварки. Интересно, какие варианты будут у десятой «Диверсии»?
октябрь 2015